|
Раньше коллекционировал гжель, а теперь — моменты абсолютного покоя
12.10.2010
На прошлой неделе Костромской симфонический оркестр под управлением Павла Герштейна открыл новый концертный сезон шедеврами Сергея Рахманинова и Людвига ван Бетховена. Концерт можно сравнить с красочным фейерверком, настолько ярким и запоминающимся он был. На одной сцене с музыкантами костромского оркестра в этот вечер выступал один из самых любимых публикой русских пианистов, народный артист СССР Николай Петров.
Он рассказал...
...зачем сжег афиши своих выступлений
Вечер воскресенья. У музыкантов Костромского симфнического оркестра идет репетиция, звучит чудесная музыка Второй симфонии Сергея Рахманинова. В этот момент в зал заходит Николай Петров, который только что приехал из Москвы. Музыкант с мировым именем, для перечисления всех регалий которого не хватит, наверное, и газетной полосы, не создавая ажиотажа и суеты вокруг себя, тихонечко прошел в зал и сел на стул, наблюдая за ходом репетиции.
- Николай Арнольдович, вы родились в музыкальной семье, выбор профессии наверняка был уже предопределен?
- Поскольку в моей семье до третьего колена с обеих сторон — музыканты, конечно, все было ясно заранее. Судя по дневникам бабушки, как только меня привезли из роддома домой, она села за пианино и начала играть. Может быть, поэтому у меня абсолютный слух. На расстроенном рояле я играть практически не могу, потому что пальцы начинают воспроизводить то, что слышит ухо.
- Вы — один из немногих музыкантов, дающих до 120 концертов в год. С какими выступлениями связаны самые яркие воспоминания?
- Безусловно, с концертами в самых изумительных залах Америки и Европы — Карнеги Холл, Кеннеди Центр, Линкольн Центр, Роял Фестивал Холл, Барбикан Центр, Роял Альберт Холл, Концертгебау, Плейель. Лет десять тому назад я совершил, с точки зрения многих, чудовищный поступок. Перекрестившись и помолившись, я разжег камин и сжег все афиши за 45 лет концертной деятельности.
- Почему?!
—Да потому что дышать уже стало невозможно, комната была завалена рулонами с афишами со всего света. Оставил афиши только самых памятных концертов. Все остальные сжег и не жалею об этом.
- А я думала, что вы сейчас назовете свое выступление в 1962 году на престижном Международном конкурсе имени Вэна Клайберна в США, где завоевали серебряную медаль. Что Вам дала эта победа?
— Пропуск в лучшие концертные залы России и возможность зарубежных гастролей. Сейчас победы в конкурсах не дают музыкантам ничего.
...НТО происходит на музыкальных конкурсах
- Вы открыто заявляете о коррумпированности современных музыкальных конкурсов. Не боитесь порицания коллег? - Не боюсь, потому что это абсолютно очевидная вещь. И мне удалось сделать достаточно много для искоренения этого явления. Во всяком случае, Международный конкурс пианистов имени Артура Рубинштейна в Израиле, Международный конкурс пианистов и скрипачей Маргариты Лонг и Жака Тибо в Париже и многие другие ликвидировали эту порочнейшую традицию, когда в жюри сидит педагог, а его ученики играют на сцене. Но в России пробить эту стену я так и не смог. Эта система приводит к девальвации звания лауреата, снижению значимости самих конкурсов. В 50- 60-е годы XX века не было такого огромного количества никому не нужных конкурсов и безработных лауреатов.
- Поэтому в одном интервью вы сравнили пианистов с волками, которых отстреливают в лесах?
- Я лишь хотел сказать, что пианистов сейчас непозволительно много, в отличие от музыкантов других оркестровых специальностей. А в симфонических оркестрах всего один рояль. В этом году в Московской консерватории опять на первый курс приняли больше 50 пианистов. Сколько консерваторий по всему миру, и каждый год оттуда мешками высыпают этих пианистов, которые никому не нужны, потому что, как кондуктор в трамвае говорит, местов нет, все занято. Причем занято не обязательно самыми талантливыми, но если уж сели, пока Господь не призовет, они будут на этом стуле сидеть и никого не пустят.
- Как, на ваш взгляд, можно исправить ситуацию?
- Нужно принимать всемирное решение с пианистами, чтобы заведомо не обрекать их на нищую, унизительную, полуголодную жизнь, полную зависти и чувства несправедливости. А конкурсы — разделить на категории, как заведения общепита, и сократить количество премий. Потому что есть крупные престижные конкурсы, а есть конкурс имени тети Моти где-нибудь в Италии, там почти в каждом городишке есть свой музыкальный конкурс. На афише и об обладателе первой премии престижного конкурса имени Чайковского, и о лауреате шестой премии конкурса имени тети Моти пишется одинаково — лауреат международных конкурсов.
- Вы были членом комитета по Государственным премиям России. Часто приходилось "бодаться" с чиновниками?
- Приходилось, потому что там тоже было не все чисто. Однажды обсуждался вопрос о присуждении Госпремии величайшему гражданину России уровня Чайковского. Вдруг один член комиссии встал: "А зачем ему Госпремия? У него и так все есть, давайте лучше другому человеку ее дадим". Вот здесь-то и нужно зубами грызться, стараться хорошим людям помогать. Плохие сами пробьются.
- У вас есть свой благотворительный фонд. Чем он занимается?
- Сразу говорю, что никакой рекламной, коммерческой или политической деятельности наш фонд не осуществляет. Таланты рождаются не в соответствии с правительственными указами. И если мой фонд может помочь молодым талантам, то это не связано ни с какими соображениями, кроме музыкальных. Я плачу стипендию своим ученикам, помогаю семье моей учительницы в ЦМШ, они живут в весьма стесненных обстоятельствах. Наша визитная карточка — это музыкальный фестиваль в Кремле, а также мой абонемент "Играет Николай Петров", который я играю уже 20 лет в Большом зале Московской консерватории.
...каким должен быть идеальный дирижер
— Когда вас пригласил в Кострому Павел Герштейн, вы сразу согласились?
- Да, не раздумывая. Я с Костромским симфоническим оркестром выступаю второй раз, планирую принять участие в их будущем рождественском концерте.
- Какие у вас остались впечатления от нынешнего выступления?
- Я очень доволен работой с Костромским симфоническим оркестром и лично с Павлом Герштейном. Музыканты оркестра не просто аккомпанировали мне, вместе нам удалось создать яркую, художественно богатую интерпретацию Пятого концерта Бетховена. Единственное, меня очень огорчило, что на нашу открытую репетицию в зале филармонии не пустили учащихся музыкальных школ, у них была уникальная возможность послушать шедевры мировой музыки совершенно бесплатно. Я возмущен таким отношением администрации филармонии, они не понимают, что благодаря существованию Костромского симфонического оркестра Кострому можно назвать высокоцивилизованным городом. Я буду говорить об этом с министром культуры Авдеевым.
- Я заметила, что вы играете без нот. Почему?
- Честно говоря, я с нотными партитурами никогда не путешествую, все держу в голове, кроме камерных сочинений, когда нужно играть с квинтетом, с квартетом.
- Каким, на ваш взгляд, должен быть идеальный дирижер?
- Самое ценное, когда ты, не глядя на дирижера, ощущаешь то, что он делает. Я много работал с Евгением Светлановым, он был в этом отношении уникальным партнером. То, что он делал с сочинениями Чайковского, Рахманинова, Прокофьева, Шостаковича, конечно, грандиозно. А еще он был крестным отцом моей дочери.
- Ваша дочь, имея такого крестного, не стала музыкантом?
- Моя дочь живет в свое удовольствие — пишет музыку, стихи, работает в моем фонде, успешно занимается менеджерской работой, организацией нашего фестиваля. Я могу обеспечить ее абсолютно всем. Убежден, что понятия "женщина" и "работа" несовместимы.
- Почему?
- Женщина Богом создана для того, чтобы отвечать за семейный уют, а если муж не может обеспечить своей жене достаточно денег и она должна батрачить в каком-нибудь бюро за мизерную сумму, то позор этой системе и позор этому мужику. Женщина должна работать только в одном случае — если работа приносит ей радость, счастье, удачу, деньги, положение.
...почему важно вовремя уйти со сцены
- Вы бережете свои руки пианиста?
- Я никогда не носил белых перчаток. Делал все, что должен делать нормальный мужик — и моторы разбирал, и машины красил, и доски строгал и пилил, и трубы сворачивал, и дрова колол. Руки все в шрамах, ожогах. Но ничего, пока играют.
- Говорят, что сцена — это сильный наркотик. Вы согласны?
- Для меня пребывание на сцене — это праздник, который мне бы хотелось продлить как можно дольше. Я недавно с упоением слушал французский музыкальный канал Mezzo, там весь день передавали великого певца Дитриха Фишера-Дискау. Ему сейчас 85 лет, и он еще в замечательной форме. Но уже больше 10 лет не выступает. Когда ему задали вопрос: "Почему вы ушли со сцены?", он ответил: "На одном из концертов я пел арию из оперы Вагнера. Это был грандиозный успех, я выходил на поклон 18 раз. В тот момент я понял, что мне сейчас надо уйти, чтобы никто никогда не посмел сказать: "Я слышал Фишера-Дискау, когда он уже фальшиво пел и забывал слова". Он ушел в расцвете сил, к сожалению, у многих артистов на подобный шаг просто не хватает смелости. Многие люди вылезают на сцену, когда им уже давным-давно следовало бы уйти в педагогику или просто на покой. Как Монтсеррат Кабалье, например. Уже голоса нет, а она все ездит, в том числе и в Россию, где ей платят такие деньги, которых она отродясь не получала, когда была примой в Италии и в Париже.
- Чем вы занимаетесь в свободное от музыки и сцены время?
- Я вообще по своей сути законченный обломовец. Обожаю замечательный персонаж — Илью Ильича Обломова, ненавижу суету и беганье по всяким кабинетам, эту псевдоактивнейшую деятельность. Пора думать о каких-то более приятных вещах. В моем доме есть много мест, где стоит удобное кресло или шезлонг и можно время от времени там посидеть, посмотреть телевизор, почитать книжку, почесать кота за ухом. Раньше я коллекционировал гжель, а сейчас стал коллек-ционировать такие счастливые моменты абсолютного покоя.
Екатерина МАЙ, «Костромские ведомости», № 78, 5 – 11 октября 2010 года
|
|
